Другая я! Себя не узнаю!
Одна лишь ночь!
И всё переменилось!
Впервые в жизни!
Насладилась!
С тобой в постели!
Нет! С тобой в раю!

А эти непристойные слова!
Они не оскорбляют!
А ласкают!
Зовут!
И больше возбуждают!
Кричат:
Ты больше не одна!

Зачем бороться с естеством?
Бежать от чуда!
Вожделенья!
От ласк твоих!
Прикосновенья!
Дрожу и жду!
Всем существом!

Уж утро!
Я ни капли не устала!
Всё так же восторгаюсь!
Отдаюсь!
О, что со мной?
Я смело сознаюсь:
Сегодня я распутницею стала!

Ну вот и всё. Случилось. Разрыдалась.
Внутри так больно что-то надломилось.
Твоя игрушка умерла. Сломалась.
А ты надеялся, что просто притворилась.

Мой лифт скользит всё время вниз.
В пространстве этом душно. Задыхаюсь.
Я превратилась в собственный каприз,
и вот с тех пор живою притворяюсь.

Всё время жду — когда же мой этаж,
остановиться даже не пытаюсь.
И хоть бы кто пришел в бюро пропаж,
чтобы узнать в каком я лифте маюсь.

Меня считаешь слишком откровенной,
за это упрекаешь вновь и вновь.
Но, милый, нет причины во вселенной,
чтоб обижаться на мою любовь.

За все грехи уже я расплатилась,
мольбы и слезы поглотил песок,
я получила всё, к чему стремилась,
оставив в прошлом мир пустых тревог.

Взялась я рано подводить итоги…
Пошли все к черту! Не жалейте зря!
Есть те горшки, что обжигают боги,
и лучший предназначен для меня.

Привыкла спать в объятиях испуга,
в ночи от безысходности стонать,
сходить с ума от страшного недуга,
с которым невозможно совладать.

Когда-то чувства спрятала в кольчугу,
душевных мук стараясь избежать,
теперь молит непознанного друга
ее из одиночества забрать.

Нас засыпает колкая метелица.
Тебе бы каплю моего огня.
Но на двоих душа не делится —
ты холоден, а вот замерзла я.

Находкою совсем случайной
стал тот подарок давний твой.
Ты говорил: он обручальный —
кулончик с синей бирюзой.

Но оказался он прощальный,
и, возвращаясь в дом пустой,
вздыхаю с горестной печалью
над бирюзовою мечтой.

Улыбка мужа освещалась
фонарным светом сквозь окно.
Она робела и смущалась,
закончив странное письмо:
«Прости меня, что огрубела,
за резкость и за частый мат,
за то, что постареть посмела…
Люблю,
как двадцать лет назад».

За то, что счастья не хватало
судьбу не буду упрекать.
Кому-то и пригоршни мало,
а мне и капля — благодать.

Прикрылась маскою холодной,
хочу кричать, но всё молчу.
Я так устала быть свободной.
Возьми меня. Я в плен хочу!

Когда устал, не держат крылья,
когда предельно сердце утомишь,
не рви его остатки от бессилья,
остановись и просто оглядись.

Возможно прислонился ты к обману,
на облаке терновом возлежишь,
вонзив шипы в болезненную рану,
потухшей страстью душу бередишь.

В ту ночь с тобой я так робела,
так счастлива была постичь:
Любовь — когда не только тело,
не страшно душу обнажить.

Уже давно не от себя зависит,
бежит куда-то. Быстро. В никуда.
Ну почему других прекрасно слышит,
а вот себя не слышит никогда?

Самой себе давно не доверяет.
Обиделась? Или за что-то мстит?
Без сожаления она себя теряет,
свою судьбу по глупости казнит.

В игру со временем уж больше не играет,
нет больше трепета в присутствии мужчин.
И очень редко пыль с зеркал стирает —
за ней не видно сеточки морщин.

Благодарю тебя и проклинаю!
Меня собой, как ядом опоил.
И вот с тех пор я слезно умоляю,
чтоб ты меня на волю отпустил.

Себе внушала — ада ты исчадье,
в разнос чудовищный бывало шла —
искала от тебя противоядье,
но, к счастью, так и не нашла.

Отравлена тобою. Не полынью.
Во мне не горечь и не пустота.
Та встреча оказалась жизнью,
а всё, что после — просто суета.

Устала я! Устала быть похожей
на глупый и никчемный мотылек.
Кто столько раз душой своей — не кожей
такой жестокий чувствовал ожог.

Во мне живого места не осталось,
летать к огню я громко зареклась.
Меня сломила страшная усталость,
которой добровольно я сдалась.

…Сдалась. Но призрак снова
во снах опять теплом меня манит.
И снова я лететь за ним готова,
хотя и знаю что мне предстоит.

Куранты били, время приближалось.
шампанское «Клико» среди стола.
Оно так неоткрытым и осталось —
я не привыкла праздновать одна.

Я каюсь — впала в безрассудство!
Воспоминаний больше мне не жаль.
Нет слов таких, чтоб описать безумство,
и убраны весы, чтоб взвешивать печаль.

Заброшена тетрадь, где все мои обиды —
огонь мятежный слезы иссушил.
Я больше не хожу на панихиды —
любовь мою Господь благословил!

Бокал в руке. Она застыла —
Который вечер перед сном
Ей кажется она забыла,
Что отложила на потом.
Опять догадка упорхнула —
Безделицу легко забыть.
И с мыслью о делах уснула,
Она забыла мелочь — жить.